Пол прочистил горло.

– Мистер Смит-Робертсон, – сказал он, – Эндрю – свободный робот и находится под защитой закона, гарантирующего права роботов. Полагаю, вам этот закон известен.

– Даже слишком.

– Этот робот, как свободный робот, желает носить одежду. В результате его часто подвергают унижениям тупые люди, нарушающие закон, запрещающий унижение роботов. Но по суду трудно преследовать за всякого рода неопределенные оскорбления, не представляющиеся таковыми тем, кому поручено определять меру виновности или невиновности.

– «Ю. С. Роботс» понимала это с самого начала. В отличие, к сожалению, от фирмы вашего отца.

– Мой отец скончался, – сказал Пол. – Но я усматриваю тут достаточно четкую причину для вчинения иска.

– О чем вы говорите? – сказал Смит-Робертсон.

– Мой клиент Эндрю Мартин – он сию минуту стал моим клиентом – свободный робот и вправе потребовать от «Ю, С, Роботс энд Мекэникл Мен Корпорейшн» замены, которую фирма предоставляет любому владельцу робота, просуществовавшего более двадцати пяти лет. Точнее сказать, фирма настаивает на подобных заменах.

Непринужденно улыбаясь, Пол продолжал:

– Позитронный мозг моего клиента является владельцем его тела, которое, бесспорно, просуществовало много дольше двадцати пяти лет. Позитронный мозг требует замены тела и предлагает необходимую сумму за новое тело андроидного типа. Если вы ему откажете, это явится оскорблением моему клиенту, и мы подаем в суд.

Хотя общественное мнение при обычных обстоятельствах не поддержало бы подобную претензию робота, разрешите вам напомнить, что «Ю. С. Роботс» не пользуется популярностью у широкой публики. Даже те, кто пользуется роботами и извлекает из них наибольшую выгоду, относятся к вашей фирме с подозрением. Возможно, это следствие тех дней, когда роботы вызывали повсеместный страх. Возможно, причина тут – недовольство, которое вызывают богатство и влиятельность «Ю. С. Роботс», монопольное положение фирмы. Но, как бы то ни было, недовольство существует, и я полагаю, вы предпочтете избежать судебного процесса, особенно учитывая, что мой клиент богат, проживет еще много-много столетий и будет готов добиваться осуществления своих прав до победного конца.

Смит-Робертсон все больше багровел.

– Вы пытаетесь вынудить меня…

– Я вас не вынуждаю, – перебил Пол. – Если вы желаете отказать моему клиенту в его законной просьбе, только скажите, и мы удалимся без единого слова… Но вчиним иск, поскольку это наше неотъемлемое право, и процесс вы проиграете, вот увидите.

Смит-Робертсон сказал:

– Ну-у… – и умолк.

– Как вижу, вы намерены дать согласие, – сказал Пол. – Вы колеблетесь, но другого разумного выхода у вас кет. А потому я хотел бы обратить внимание на еще один момент. Если при перенесении позитронного мозга моего клиента из его нынешнего тела в органическое он будет поврежден, пусть даже совсем незначительно, я не успокоюсь, пока не разделаюсь с вашей фирмой окончательно. Если хоть одна позитронная связь платиново-иридиевой сущности моего клиента будет нейтрализована, я сделаю все, чтобы восстановить общественное мнение, против «Ю. С. Роботс», – Он обернулся к Эндрю и спросил:

– Ты согласен со всем этим, Эндрю?

Эндрю колебался целую минуту. Утвердительный ответ был равносилен одобрению лжи, шантажа, а также причинения неприятностей и унижения человеку, Но не физического вреда, твердил он себе. Не физического вреда.

Наконец он сумел выдавить из себя довольно робкое «да».

14

Его словно заново сконструировали, В течение суток, затем недель и, наконец, месяцев Эндрю не ощущал себя вполне самим собой, и самые простые действия ввергали его в нерешительность.

Пол был в отчаянии.

– Они повредили тебя, Эндрю. Придется подать на них в суд.

Очень медленно Эндрю сказал:

– Не надо, Ты не сумеешь доказать… как это?.. п-п-п…

– Преднамеренность?

– Преднамеренность. К тому же я чувствую себя лучше, крепче. Это тр… тр…

– Трепет?

– Травма. Ведь такой оп-оп-оп… еще никогда не делали.

Эндрю ощущал свой мозг изнутри. Только он один. И он знал, что все было хорошо, а потому в течение долгих месяцев, которые потребовались для обретения полной координации движений и планомерного включения всех позитронных связей, он много часов ежедневно проводил перед зеркалом.

Не совсем человек! Лицо было застывшим… слишком застывшим, а движения слишком размеренными. Им не хватало небрежной свободы, свойственной людям. Но, может быть, эта раскованность придет со временем? Ну, хотя бы можно будет носить одежду и не думать, как не сочетается с ней металлическое лицо.

Пришел день, когда он сказал:

– Я снова возьмусь за работу.

Пол засмеялся и сказал:

– Значит, у тебя все в порядке, А что ты думаешь делать? Напишешь еще книгу?

– Нет, – очень серьезно ответил Эндрю. – Срок моей жизни слишком долог для того, чтобы одно какое-то занятие овладело мной и не отпускало, Одно время я был в основном художником и могу вернуться к этому. Потом я был историком и тоже могу вернуться к этому. Но теперь я хочу стать робобиологом.

– Ты имеешь в виду – робопсихологом?

– Нет. Это подразумевает изучение особенностей позитронного мозга, но пока оно меня не привлекает. Робобиолог, по-моему, должен сосредоточиться на механизмах тела, приданного этому мозгу.

– Так ведь это роботехника?

– Роботехник работает с металлическими телами, А я буду изучать органическое гуманоидное тело, которым, насколько мне известно, в мире обладаю только я один.

– Ты сужаешь поле своей деятельности, – задумчиво сказал Пол. – Как художник ты имел дело с любыми формами; как историк ты занимался главным образом роботами; как робобиолог ты будешь сосредоточен на себе самом.

Эндрю кивнул.

– По-видимому, да.

Эндрю пришлось начать с самого начала, поскольку он не имел понятия об обыкновенной биологии, и очень малое – о точных науках. Он стал завсегдатаем библиотек: где часами просиживал над электронными каталогами. Одежда выглядела на нем совершенно нормально, а те немногие, кто знал, что он робот, ничем ему не мешали.

Он пристроил еще комнату к своему домику и оборудовал в ней лабораторию, и расширил библиотеку.

Шли годы. Однажды к нему заглянул Пол и сказал:

– Жаль, что ты больше не занимаешься историей роботов. Насколько мне известно, в политике «Ю. С. Роботс» произошли радикальные изменения.

Пол состарился, и глазами ему теперь служили фотооптические элементы. В этом отношении он сблизился с Эндрю.

– Что они сделали? – спросил Эндрю.

– Они создают централизующие компьютеры – попросту огромные позитронные мозги, которые держат микроволновую связь с роботами, от десяти до тысячи. У самих роботов мозга вообще нет. Они как бы тела гигантского мозга, физически от него отъединенные.

– Это практичнее?

– «Ю. С. Роботс» утверждает, что да. Однако толчок этому дал перед смертью Смит-Робертсон, и я уверен, что поступил он так в пику тебе. «Ю. С. Роботс» не желает производить роботов, способных причинить фирме столько неприятностей, как ты, и для этого они разъяли мозг и тело. У мозга нет тела, которое он мог бы пожелать заменить, у тела нет мозга, чтобы чего-либо желать.

– Эндрю, – продолжал Пол, – просто поразительно, какое влияние ты оказал на историю роботов. Твой художественный талант принудил «Ю. С. Роботс» к более точной и строгой специализации. Твоя свобода привела к принципиальному утверждению прав, которыми обладают роботы. Твое желание приобрести андроидное тело заставило «Ю. С. Роботс» переключиться на отделение мозга от тела.

Эндрю сказал:

– Полагаю, что в конце концов фирма создаст один колоссальный мозг, контролирующий несколько миллиардов роботов, но хранить все яйца в одной корзинке очень опасно. Чрезвычайно.

– Думаю, ты прав, – ответил Пол, – но на это уйдет не менее ста лет, а тогда меня уже не будет. Собственно говоря, вряд ли я дотяну до конца года.